Margenta, прочитал, что Елфимов будет участвовать. Догадываюсь, что это будет очень круто! Очень хотелось бы видеть в музыкальном составе Династии таких ярчайших исполнителей, как Елфимов. А материал альбома весь будет связан в одну сюжетную линию, как рок-опера? Или просто в "едином духе" ?
•
Первая часть - фэнтэзийная. Легенда о Каркассоне с дуэтом героев, рассказом о фантастической постройке крепости, арией Колдуньи-Хозяйки этого богатства, веселье эльфов (тех, которые маленькие и с крылышками, они предположительно и строили волшебный город). Это веселье прерывается окриком Человека (возможно - Страж Времен, еще не знаю) и начинается историческая часть - история южной части Франции, Окситании, разгромленной крестоносцами за еретические воззрения. Идут исторические связки-баллады и Песни или Арии различных персонажей, включая Рыцаря Фиолетового Плаща:)) Короче, отвал башки. 08.11.15 21:18
Margenta
жена_Ницше, это ж только на мышей у тебя 80 часов ушло! Ужас... Этакий "корм для таланта")))))))))) Буду знать, что на мышах не только наука выезжает, но еще и изобразительное искусство) Ждём твои книги с иллюстрациями автора!
Albibek2012 около часа где-то. я живых и отсеиваю. есть в движении, есть жующие копытные, скачущие лошади, играющие коты и т.п. мышей тоже полно, спящих, смешных, детенышей.их больше 80ти штук всех же не выложишь чтоб тебе показать )))))))))))))))))))))))))
жена_Ницше, а времени на один рисунок сколько уходит в среднем? Мне кажется, что животным стоит придать более сюжетный образ... "Лица морд" - супер, а тушки "скучающие"... Реалистично - это да, но "театральности" можно побольше. Это еще для отличительного фирменного стиля пригодится. Можно даже без антуража изобразить, или с самым минимумом обстановки.
Вот, например, кролик на фото... (у нас жил когда-то, пока не умер) Видно, что "ему скучно, и он готов выслушать предложения".
Подобных "живых" фото, где животные в игре человеческого воображения, очень много в сети. Вот, если в этом направлении еще двигаться? Неожиданные или смешные ракурсы с "пантомимой" и т.д. Я, например, по такому же принципу отсеиваю фотографии, которые сам делаю, или нахожу в сети.
А вот, мышь, похожая на шарик с глазками, который что-то ест - самый простой "анималистичный образ". Можно придать ему больше черт и максимум выражения, не теряя при этом реалистичности форм. Фантазия художника должна уметь сделать мышь оригинальной и интересной для наблюдателя.
Жизнь медленно течет, Меж пальцев ускользает Её не удержать, Она всего сильней. Как тонкий, хрупкий лед Незримо плавно тает Непросто вспоминать Всё прожитое в ней.
В душе твоей тоска И тяжкий груз сомненья… Прервется всё когда? Что дальше – тьма иль свет? Жизнь слишком коротка, Ещё жить – дни? Мгновенья? А может и года? Как угадать ответ?
На разум давят мысли Потяжелей свинца. Но знаешь, надо в жизни Бороться до конца.
Печальный взгляд назад Невольно ты бросаешь Былые времена Истаяли давно И горечь всех утрат, И путь свой вспоминаешь, Как жизнь была трудна… Теперь уж все равно.
И тень твоих тревог Вновь пролетает мимо, Они своё возьмут, Заставят сожалеть, Что неизвестен срок Той, что неотвратима, Что всем нам даст приют, И носит имя – смерть!
Она всему расплата, Ирония творца. Но помни, в жизни надо Бороться до конца.
И вот в конце пути Сомнение закралось: Всё обратится в прах, Зачем тогда я жил? Сердечный ритм в груди....................Что будет впереди? Сбиваться начал малость,..................Что испытать осталось? И леденящий страх............................Вновь леденящий страх Рассудок охватил.
Довлеет над тобой: У смерти срок – загадка, Но то условность лишь, Жить вопреки решись! И ты, презрев покой, Себя жги без остатка, Ведь чем сильней сгоришь, Тем ярче будет жизнь!
Застигнет где - неважно - Смерть - призрак без лица, Коль ты готов отважно Бороться до конца!
•
"Сбиваться начал малость," - замени "малость". Совершенно не отсюда:) 08.11.15 14:01
Margenta
жена_Ницше, это та борзая, которая на рисунке - и есть твоя первая работа? Неожиданная инициация)) Здорово, когда творческий путь полон чудес и неожиданных открытий в собственной душе! Поздравляю!!! И от Сальвадора Дали зацени вызов и утешение : "Художники, мягко говоря, не отличаются умом. Но музыканты много превосходят их в этом отношении. Им доступны вершины идиотизма." (c)
жена Ницше, я рисую только графику, цвет у меня плохо выходит. Поэтому для альбомов не подойдет. Если последний портрет исправлю, то постараюсь выложить.
WB кто знает,кто знает спасибо тебе большое. Бирута,спасибо. Нарисуй что-нибудь,интересно посмотреть. Albibek, компьютер не учил.просто показали мне фото борзой собаки,меня она так проперла,что я решила нарисовать.с этого все началось :) теперь многие фотки присылают своих питомцев и просят рисунок :)
Я снова в игре и снова на грани, Шепчу про себя: «Так, спокойно, держись…». И все как обычно – вот виски в стакане, Вот – карты, вот – стол в сигаретном тумане, Но ставка чуть выше, но ставку подняли, но ставка сегодня… Моя ставка – жизнь!
Меня осуждать вам не так уж и сложно, Трудней оглядеться, понять – что к чему? Себя удержать – то уже невозможно, Куда же мне деться – я и сам не пойму.
Я сам не пойму – как смогло так случиться, Что демон азарта стал править душой. Возможность была мне сто раз убедиться, Что мания риска – рассудка убийца, Я словно привязан, я словно в капкане, но только на грани я чую – живой!
Сорвать куш охота – напрасны усилья, Удача не близка, но путь к ней открыт Но в пике полета – вдруг сломаны крылья, И жаждавший риска вниз, в бездну летит.
У всех кто в игре – нет, не лица, а маски… Как их прочитать? Но, сомненья презрев, Рискнул все поставить, теперь жду развязки… Финал фееричен – как чудо из сказки: Сегодня – победа, сегодня случайно сумел разгадать я противников блеф!
Я знаю прекрасно, со мной что же станет. Сказать если честно – то мне все равно. Ведь сам жажду страстно достигнуть той грани, Когда неизвестно: вершина иль дно?
Победа – награда? Нет – это проклятье! С презрением выигрыш швыряю в окно. Недавно с трудом, но сумел осознать я, Что, словно Христос, сам бреду на распятье, Предвидя погибель, предвидя страданья. Как путь на Голгофу Мой путь в казино.
жена_Ницше, с трудом верится, что карандаш в руки до этого не брала... Или компьютер помог с учебой, или из какой-то прошлой жизни вспомнилось. Талантливые рисунки!
Всем привет!давно тутне была решила похвастаться мне летом было нечем заняться.взяла и стала рисовать.никто меня не учил,раньше никогда не брала в руки карандаш.решила показать тут пару работ.всего их больше 80ти многие просят своих животных на заказ.как думаете,ничё выходит? Скрытый текст
Николай Гренадер, пожалейте, хотя бы, афроамериканцев Фергюссона. Возможно там даже найдутся болельщики Вашего боевого гимна, если замените аббревиатуру в конце стиха на "дядю Сэма".
Ekmrf
05.11.15 09:14
Здравствуйте, Маргарита Анатольевна. Простите мой идиотизм и мою наивность, но… А участие Шклярского Эдмунда Мечиславовича в «Династии»: возможно ли это? интересно ли это Вам? По-моему, могло быть очень-очень неожиданно
•
Добрый день! думаю, что самому Шклярскому это не очень интересно 05.11.15 12:42
Margenta
Николай Гренадер
05.11.15 06:52
Победим эту мрась!
Разорван мир, блещут флаги и вожди Время плавит города, развея прах золы Правды нет! Власть отребья и шуты В ярме толпа зажатая в тиски
Смертью жгут «железо страны» Лишь отравой небо коптя Земля и добро за грош спущены На плаху того, кто был у руля!
Глядит горстка паскудой с угла Огородившись в страхе стеной Корчит звездой себя каждая блоха Ну корчись пока живой
Пускай шипят змеи С разных сторон и Верхушка Москвы Несет врагам дань В нас не вздрогнут сердца Огнем, вихрем войны Мы победим, победим эту мрась!
У них только цель людей затоптать Утробу насытить и шкуру спасти Но мы будем дружно в их рожи плевать Слышишь солдат с нами ли ты? С нами ли ты?
В душах горит славы костер Бог, отцы нам велели стоять Скалится зверь и как не хитер Под натиском русским попятится вспять! Попятится вспять!
Мечется зло скользкой змеей Кругом кавардак, но факел вперед! Пророки вторят кровавой ценой! США червем презренным умрет!
Но кем-то закольцованы известные пути, Как с поезда, как с поезда нам в сторону сойти?
"Не жди других, пока еще не поздно. Разбей стекло и прыгай под откос"(с)
Эх, моя юность... Зацепинг на московском ж/д кольце - был тогда моим любимым экстримом, когда мы заскакивали, как индейцы, на движущиеся поезда перед Андреевским мостом через Москва-реку. Там же, в основном, и спрыгивали, возвращаясь. Теперь это культовое молодежное увлечение. Да и мост тот уже культовый)
Гремят, стучат колеса, и как летят года Всю жизнь нас друг от друга уносят поезда, Тот поезд - поезд встречи, разлуки поезд тот, Тот лечит, тот калечит, знакомый наперед.
Но кем-то закольцованы известные пути, Как с поезда, как с поезда нам в сторону сойти?
От Курского вокзала до самых Петушков И с умным выпивал я и видел дураков, Я выучил все звезды на небе за года, Но только Вифлеемской не видел никогда.
Всю ночь стучат колёса под реквием с лезгинкой, Всю ночь гуляют гости на свадьбах и поминках. Как в Тишине Матросской, ты к камере прирос, И письма от заочниц не вызывают слез.
Любовь войдёт без спроса в купе где слышен плач, Утешит как ребёнка и вложит в рот калач. И вроде бы утешит, но мучает вопрос: Куда мы мчимся ночью под вечный стук колёс?...
А может этот поезд давно уже не твой? - И вот прошла удача и счастье стороной. Заснул под стук колёс ты и просыпаясь вновь Уже оброс коростой - сварливою женой....
Но кем-то закольцованы привычные пути, Как с поезда, как с поезда нам в сторону сойти?
А может быть ответ лежит за гранью слов, И богу неизвестно о том что он есть Бог. Но нам дано Его почувствовать пока В глазах любимой женщины, в дыхании цветка.
И для в пути усталых нам кажется тогда Горят огни вокзалов спасительных всегда.... Покажется на миг вдруг: Вот Город Золотой С Прозрачными воротами и яркою Звездой!
Но снова, снова, снова уходят поезда, От рождества Христова до вечного суда... Ведь кем-то закольцованы незримые пути, Как с поезда, как с поезда нам в сторону сойти?
Друзья, нужна помощь (подписи) для борьбы против новейшей разработки сил Зла аппарата чиновников - сайта "Активный Гражданин", позволяющего коррупционерам "умывать руки" при внедрении своих незаконных и антиприродных проектов.
Уникальность этого момента в том, что осталось набрать всего 9 подписей до необходимой 1000, и Самайн уже бушует.
Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду. — Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы? Скрытый текст
Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой. — Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература? — Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия. «Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича. — Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать? — Я, собственно… — собеседник замялся. — Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то… — Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух. — Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес. — Говорите, я запомню. В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили. — Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете? Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их. Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы. В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль. «Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду». Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть. Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту. — Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать? Максим помялся, осторожно уселся на край стула. — С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили. — Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных. — Нигде? — спросил Максим тихо. — Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим? — Да, продолжайте, пожалуйста. — В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков. Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб. — Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим! — Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам. — У вас есть дети? — Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня? — Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу. Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился. — Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела… — Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович. — Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит? Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром. — Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра. — Литература – это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте. Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть. — Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать. «Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин». Лермонтов «Мцыри». Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий… Максим слушал. — Не устали? — спрашивал Андрей Петрович. — Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста. День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий. Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн. Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков. Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый. Классика, беллетристика, фантастика, детектив. Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо. Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону. — Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос. Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю? Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу. — А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём. — В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович. — Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался. — Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой? — Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал. — С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите? — Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят. Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами. «Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован…. Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…». Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол. Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота. Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил. Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё. Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше. — Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка. — Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто? — Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса. — От… От кого?! — От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он… как его… — Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка. Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку. — Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он. — Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить? Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад. — Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети.
В Кенсингтонском сказочном саду, Как на лодке, В маленьком корыте, Плавает, играя на свирели, Мальчик, всеми взрослыми забытый, Выпавший в окно из колыбели. Лунной ночью на лужайке мшистой Веселится, скачет на козле он, Только на рассвете снова снится Как летит он к недоступной двери....
Наступает ночь И черной птицей Он летит к закрытому окну, Кровью грудь окрашивая вновь.... Снова матери сон беспокойный приснится, Но она никогда не откроет окно. Дом когда-то родной Стал теперь незнакомым, Малыши вырастают из детских пеленок... Только он навсегда остаётся ребёнком.
Желтым лепестком летит над озером Отражаясь в лодочке луна, Питер Пэн, стучаться слишком поздно У её закрытого окна!
Только девочка Мэри Над ним прослезится одна, Находя под окошком Кровавые перья, Только время идёт И девчонки взрослеют, Вот она уже чья-то жена... И уже не придёт как рассвет заалеет К нему в тайную лодку она.
Желтым лепестком летит над озером Отражаясь в лодочке луна, Питер Пэн, стучаться слишком поздно У её закрытого окна!
Настанет день И Питер Пэн покинет этот мир, Свирель замолкнет насовсем, Затертая до дыр. И осень мертвая войдёт В давно отцветший сад... И аист в клюве принесёт В дом нового птенца.
Приметы, знаки... Всё отражается здесь, на этом песке, как некогда отразилась арийская байк-культура в металлических фетишах родного вражеского "Manowar"а... Или всё возвращается?
•
Она иногда возвращается:)) 29.10.15 13:34
Margenta
Давненько здесь не появлялся. Всем здрасьте. Маргарит Анатольевна, сегодня во сне гулял с Вами по Москве. При том, что как бы до того, я напрочь забыл о вашем существовании 0_о
Буду знать, что на мышах не только наука выезжает, но еще и изобразительное искусство) 
Шо делать?
рисовать обложки?
многие просят своих животных на заказ.как думаете,ничё выходит? 
05.11.15 12:43
